Лето уже достигло середины: печальное для школьников событие, но Лестрейндж не обращал на него внимания. Сейчас он словно был в самом центре мощнейшего потока. Именно сейчас, когда совы из поместья летели в самых разных направлениях, а утром в столовую домовики приносили стопку газет. Всех, на которые Рудольфус сумел подписаться: от маггловского «Таймс» до мелкой «Victoire» из магического Лиона. Он читал, не отрываясь, выискивая крупицы информации о том, что видел своими глазами. Знать, что происходит в мире, ощущалось жизненно важным, а юношеский максимализм выжигал изнутри желанием не просто быть, но существовать так, чтобы в конце не осталось сил. И можно было не спать ночами, наблюдая за низким звёздным небом над Торнхоллом, пока подбираешь слова для очередного письма на континент, где на берегах Сены едва отгремели крупные столкновения. Маги были закованы в правила, вынуждающие прогинаться под нужды магглов. Так почему бы не скинуть эти цепи? И если вместо горящих остовов машин улицы запорошат обрывки министерских указов, так тому и быть. Если бы только выдался шанс приложить к этому руку… Часто отец напоминал Лестрейнджу о сопутствующей ошибке: желании торопить события, словно можно не успеть навоеваться вдоволь, однако он лишь неосознанно кивал в ответ. Благодаря тому, что в отношении наследника Рэйнальф не делал скидок на возраст, Рудольфус знал кое-какую «внутреннюю» информацию о происходящем в различных кругах магического мира, и пользовался ей, сея зёрна правильных настроений в Хогвартсе. А вот Красный французский май стал его личным делом: отец почти не помогал, хотя следил внимательно, высказывая своё мнение и лишь изредка указывая на какую-то сложную, деталь, которая была упущена. Лестрейндж самостоятельно собирал информацию, разбирался в ней, общался с людьми и думал, чем это может пригодиться. Его помощь делу в Хогвартсе была не такой масштабной, как ему бы хотелось, так что, увидев потенциал в этих студенческих волнениях, он посвятил им всё внимание. Говоря откровенно, они слишком захватывали.
Очередная сова буквально рухнула на подоконник, и уже через минуту Рудольфус спешил к отцу. Дверь в кабинет была закрыта, а руки заняты, да и формальности в состоянии воодушевления не вспоминались, так что Лестрейндж толкнул её плечом, не отрывая взгляда от колдографий.
- Они начали расклеивать листовки, я же говорил, что… - обернувшись, он застыл на пороге, осознавая ситуацию. – Милорд… - разрозненная картина сложилась, и Рудольфус, быстро поклонившись, выпрямился, зачем-то собирая кипу снимков в аккуратную стопку. – Прошу прощения. Нет, ничего не случилось, я всего лишь принёс колдографии происходящего в магическом и маггловском Лионе. Отца, видимо, срочно вызвали по делам фирмы? Прикажете подать вам что-нибудь? – окончательно собравшись, Лестрейндж прошёл в комнату, вдруг подумав, что, если бы была необходимость, Лорд свободно бы вызвал домовика. В этом доме он никогда уже не станет простым гостем, даже если давно минули времена, когда тот жил здесь, оставшись в сознании отзвуком фразы «Ты меня не подведи». Впрочем, проявить вежливость, привитую с молоком матери, не лишнее. Хотя на этом и приходилось сосредотачиваться, отгоняя звучащие в голове воспоминания о восстании, которые всколыхнуло письмо с континента.